– Красиво здесь, да?
Парень посмотрел на голубое безоблачное небо, сорвал травинку и воткнул ее между зубов.
– Посмотри какая вокруг красота – речка течет, птицы поют. А воздух, воздух какой! Чувствуешь? Помню, в детстве любил приходить сюда и под той липой сидеть, она тогда конечно поменьше была. Сяду, значит, смотрю на всю эту природу и думаю: вот если сейчас побегу туда, к горизонту, то буду весь день бежать, а все равно не добегу. Это какая же тогда у нас страна большая? А весь мир какой? Не укладывалось у меня это в голове. К отцу подойду и спрашиваю:
– Пап, а мир – он какой? Вот сколько наших дворов в нем поместится?
Я тогда всё нашим двором мерил. Футбольное поле – два двора, площадь городская – три…
А он мне и говорит:
– Не знаю, сколько дворов, но если хочешь, могу Москву тебе показать – сам и посмотришь.
И давай меня вверх подкидывать. А мне и страшно и смешно одновременно.
Спрашивает:
– Видишь Москву?
А я ж мелкий еще, верю всему… Вглядываюсь куда-то, головой верчу, а Москву не вижу, не знал тогда еще что она от нас очень-очень далеко. А хоть бы и увидел, откуда я знаю – какая она? Может, вон тот дом – это уже и есть Москва? А отец смеется и еще выше меня подбрасывает. И с тех пор мечтал увидеть этот город, посмотреть – какая она, эта Москва?
Он присел на траву и, о чем-то задумавшись, принялся крутить в пальцах зажигалку, достал сигарету и задумчиво спрятал ее обратно. Пронзительный взгляд голубых глаз был устремлен куда-то далеко-далеко, за горизонт.
– Потом я вырос, уехал учиться в другой город. Сначала так рвался – свобода же! Бежал куда-то. А со временем стал замечать, что все чаще и сильнее тянет домой. Приезжал на каникулах, садился на кухне с родителями, чай пил, разговаривал. И так хорошо мне было на душе, так легко… Со временем только начинаешь понимать, что это такое – родительский дом. Знаешь, где это особенно чувствуешь? В армии. Я когда служил, мне родной дом каждую ночь снился. Вроде как иду я по каким-то горам, лесам, полям, а потом на пригорок забираюсь, смотрю – а там дом стоит. Наш дом. Всегда на этом месте просыпался.
Парень вновь достал из пачки сигарету, но, повертев ее в руке, снова спрятал обратно.
– Я же в городе вырос. Все одноклассники на каникулах к бабушкам ездили в деревни, а у меня не к кому было ездить. Два деда на войне погибли, одна бабушка еще до моего рождения умерла – болела сильно, а вторую родители в город перевезли, чтобы жила поблизости. Может поэтому меня так впечатляет эта природа. В городе же как? Вышел на улицу – справа дом, слева дом, стены вокруг. Привыкаешь так жить – в коробочке. А как соберешься за город – выйдешь в поле и стоишь как зачарованный. Даже страшно немного становится от такого простора.
Протерев ладонью уставшие глаза, парень постучал ботинками друг об друга, стряхивая с них присохшие комья земли.
– Что-то вспомнилось, как я с женой своей познакомился. Кстати, вот здесь это было, неподалеку. Я тогда только из армии вернулся. Может месяц прошел, может чуть больше. Гулял с друзьями каждый день. Ну, а как иначе? Праздник же – дембель. А в тот день решил сюда прийти. Прямо вот как тянуло. Никому ничего не сказал и пошел. Иду вон по той опушке, дышу воздухом, радуюсь, в общем. Смотрю – а она сидит возле дерева и книжку читает. Представляешь? Ни одного человека за три версты, а она тут читальный зал устроила. Так и познакомились. А через два года и свадьбу сыграли. Вот так.
Парень улыбнулся и замолчал. На этот раз надолго. Через некоторое время он все же снова заговорил.
– Сижу вот и думаю… У тебя же, наверное, все точно так же было, да? И тебя отец в детстве вверх подбрасывал, а ты смеялся. И по дому ты так же скучал. Может, тоже в городе жил и в лесу любил гулять. И жена у тебя тоже была, а может и дети даже. И Москву тоже хотел увидеть. Вроде бы такой же ты человек, как и я. Никакой разницы. А с другой стороны – может это ты моих дедов и убил. А не моих, так других. Не погулять же ты сюда пришел?
Он бросил холодный взгляд на расстеленный на земле кусок ткани, на котором, собранные в небольшую кучку, лежали сероватые кости человека. Череп лежал отдельно и смотрел на парня пустыми глазницами. Рядом с ним тускло поблескивала на солнце военная каска с несколькими прогнившими отверстиями, автомат без магазина, несколько пуговиц, ложка и ржавый металлический жетон с цифрами и немецкими буквами.
– Вот что нам с тобой делать? По-хорошему, прикопать обратно и забыть, что был вообще такой человек на земле, который решил, что можно других людей убивать и ничего ему за это не будет. Кому ты нужен? Ну, найдут твоих потомков, передадут им твои кости и что дальше? Думаешь, будут они о тебе слезы лить? Нет, не будут. Похоронят где-нибудь и забудут. Кто ты для них? Герой? Вряд ли. Так… Отголосок истории, не больше. В лучшем случае, раз в год придут к тебе на могилу, постоят молча и уйдут по своим делам. Этого ты хотел, когда сюда шел? Об этом мечтал?
Парень тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Через несколько минут молчания он поднялся на ноги и повернулся к небольшой компании своих друзей, сидевших неподалеку у костра, на котором грелся алюминиевый чайник.
– Ну что с воякой делать будем? – выкрикнул один из них.
– Звоните, пусть приезжают и забирают. Мы с мертвыми не воюем, – добавил он вполголоса и медленно зашагал к костру.
Через несколько шагов он остановился и снова повернулся к останкам.
– Хотя, знаешь, все же есть между нами разница, – глядя в глазницы черепа, произнес он, – я Москву всё-таки увидел…
Дмитрий ЛАМЕКИН